10 лет мюзиклу «Летучий корабль». А что было 10 лет назад?

«Летучему кораблю» сегодня ровно 10 лет! Впервые мы сыграли его именно 18 декабря в 12:00. Это было в 2010 году.

Мы много рассказывали про этот мюзикл, ведь он стал для нас особенным. С него началась новая веха в истории нашего театра. Появился живой оркестр, репертуар Московского театра клоунады пополнился мюзиклом бродвейского уровня и масштаба. Одним из важнейших следствий стало переименование в «Театриум на Серпуховке под руководством Терезы Дуровой», ведь был определён новый вектор развития театра.

Самая первая фотография спектакля в день премьеры (фотограф А.Лукин).

Можно долго говорить о значимости «Летучего корабля», о том, что в нём было сделано впервые, о «фишках» постановки, её успехах… Но обратимся к личным воспоминаниям о событиях 10-летней давности тех, кто был вовлечён в процесс создания мюзикла, но делится впечатлениями впервые. Эти воспоминания яркие, живые. Как же создавался спектакль? И особенно интересно – что же происходило за день до премьеры?

Владимир Ананьев, режиссёр: «Тереза Ганнибаловна пригласила Максима Дунаевского, сказала, что хочет поставить «Летучий корабль» и что у неё есть на это 3,5 месяца. Максим Исаакович ответил, что так не бывает – на постановку мюзикла нужно минимум 9-10 месяцев! Тереза попросила дать ей карт-бланш и тут же пригласила композитора на премьеру в декабре. И началась работа. Тогда театру было 16 лет, и у него проявились качества, свойственные подросткам: желание действовать, уверенность в собственных силах, азарт, максимализм и в какой-то мере безумие. Все объединились, стали единомышленниками, командой, даже семьёй. Театр превратился в большую фабрику – все работали на пределе возможностей, даже превосходя их. Ближе к премьере были даже куплены раскладушки, чтобы работники театра могли посменно спать, не покидая театр. И к такому интенсивному графику никто никого не принуждал. Помню, как ночью перед премьерой, когда все спали, мы с Терезой спустились в столярную мастерскую. Там под её чутким художественным руководством я смастерил лестницу, которую Полкан подаёт Царю, и скворечник для дроздов, с которым разгуливает медведь (а дрозды в скворечниках, между прочим, не живут). Идеи Терезы помог воплотить мой опыт работы в мастерских театра кукол Образцова».

Максим Гуткин, дирижёр, музыкальный руководитель: «За пару дней до первого показа у меня было очень тяжелое чувство, пиковое состояние, когда проявилось недовольство собой, промежуточным результатом, но накануне, за несколько часов до премьеры, тяжесть спала и пришла лёгкость. Я начал переписывать номера, которые мы впоследствии с Терезой Дуровой корректировали между спектаклями. У нас ещё не было финала, он был поздно сочинён, – и тогда я начал над ним работать. Но уже была уверенность, что завтра всё получится. Такое двойственное ощущение – когда тяжесть сменяется желанием творить – появляется теперь на финальном этапе работы над всеми нашими спектаклями».

Сергей Никитин, заведующий постановочной частью: «Нужно было заставить корабль полететь – и не только вверх, но и вперёд и назад. Причём сделать так, чтобы не было ощущения, что он привязан. Это было сложно. Режиссёры хотят одного, инженер по технике безопасности оспаривает их предложения… В конце концов, полёт корабля был художественно обыгран, а у конструкции, которая получилась, десятикратный запас прочности. Но у корабля есть парус, и чтобы на высоте он раздувался, а не висел тряпочкой, мы установили и направили вентиляторы. И ещё один сценический секрет – появление инструментов из ящика: мы впервые применили пневмоцилиндр».

Юка Золина, помощник режиссёра: «Перед выпуском спектакля я жила в театре недели полторы. В буквальном смысле жила. И не только я. Машинисты сцены, бутафоры, сотрудники мастерских, реквизиторы... театр не пустовал и ночью. Оставались после репетиций и мастерили. В одну из таких ночей машинист сцены, встретив меня в коридоре, на ходу обронил: «Осторожно, в заднике бабки». Моё сознание без должного внимания зафиксировало это предупреждение и, как выяснилось позже, очень зря. Было примерно три часа ночи, я пробиралась в реквизиторскую как раз по арьерсцене, свет был погашен. Шла практически на ощупь – наткнулась на некое препятствие. Посмотрела наверх, а надо мной из темноты навис Фредди Крюгер. И ещё один, и ещё один... Иррациональность как она есть: в одну секунду перебрала в памяти все средства борьбы с нечистью. Ни чеснока, ни осинового кола, ни пули серебряной при себе нет, молитвы ни одной не знаю. Я безоружная один на один с монстрами. Сюжет «выживи или умри». Фредди Крюгерами оказались Бабки-Ёжки в ступах, которых смастерили и оставили ночевать в арьерсцене. Помню, как появились комментарии Водяного в сцене строительства летучего корабля – это чистой воды импровизация Андрея Ермохина, который и играет болотного романтика. Выпрыгивают на сцену один за одним инструменты, и Водяной меланхолично перечисляет: «Штангенциркуль – немец, ни слова по-русски». Следующий инструмент и следующий комментарий: «А этот у них главный – автоген». И так далее. Так и закрепилось в спектакле. Десять лет миновало, а эта сцена до сих пор у меня самая любимая».

Марина Ситникова, заведующая реквизиторским цехом: «Накануне утром на сцене был лесоповал. Всю ночь мы пришивали ромбики, то есть крону к стволам елей и берёз, потому что к нам приехали напечатанные на ткани узоры в полотнах по несколько метров, а оформлять декорацию нужно было нам самим. Кто только не приложил руку к вырезанию этих ромбиков?! Уборщицы всем потом рассказывали, что лежали на сцене «брёвна», а с ними вперемешку мы – я и помреж Юка Золина. Мы просто не уходили со сцены, да там и уснули. А днём мы искали способ, как сделать так, чтобы дымились огромные самовары, которые появляются в сцене ярмарки. Тут завпост Сергей Васильевич Никитин принёс много разных благовоний и ходил с дымящимися палочками, окуривая всё и вся в театре, пытаясь определить те запахи, на которые ни у кого не будет аллергии. Полную проверку выдержал только один вид – его и используем до сих пор. Глаза не слезятся, першения, насморка и других неприятных явлений наш самоварный дым не вызывает: проверили на себе».

Марина Павлова, pr-менеджер: «Часов в 10 вечера, закончив подготовку к встрече съемочных групп и журналистов, я уходила домой, но заглянула в актёрский коридор… а там жизнь била ключом – шли репетиции, работал весь постановочный состав, все сотрудники мастерских над чем-то трудились. Владимир Александрович Ананьев, наш режиссёр, около декораций кочек из сцены с Водяным вдевал нитку в иголку. «Что нужно? Давайте сделаю!» –  сказала я и, получив инструкции, принялась пришивать ткань к каркасу конструкции. Атмосфера была заразительно творческая, и само собой разумеющимся было переключиться на помощь другим в свободное время. Тогда каждому находилось занятие, независимо от должности. И настроение было деятельное, тревожное и радостное одновременно – как перед большим свершением. После уже, когда спектакль выпустился и шел в праздники, я обосновалась за швейной машинкой у реквизиторов и из широких прорезиненных лент шила пояса для микрофонных передатчиков, потому что поясов катастрофически не хватало – нам раньше просто не нужно было использовать столько микрофонов одновременно!»

Мария Рыбасова, художник-постановщик: «У меня много воспоминаний о процессе работы, но каких-то забавных историй или трудных моментов не выделю. Помню, мне не верилось, что мы самостоятельно сможем создать такую конструкцию, чтобы поднять оркестр из ямы, но всё получилось. А вообще, я очень рада «Летучему кораблю» – он помог театру взлететь на новый уровень. И мы любим этот спектакль как ребёнка и все 10 лет за ним ухаживаем, обновляем. Например, недавно у спектакля появился новый яркий половичок».

С ЮБИЛЕЕМ, ЛЮБИМЫЙ «ЛЕТУЧИЙ КОРАБЛЬ»!